Штильнер, Адольф

Адольф Фридрихович Штильнер - доктор теоретической космобестиалогии, профессор, специалист по изучению флуктуаций континуума. Друг графа Мальцова. Отец Давида и Джессики Шармалей.

Организатор евгенического центра "Грядущее" для "социал-управления эволюцией человека" - исследования возможности появления детей-энергетов от смешанных браков энергетов и техноложцев/варваров. Центр был разорен Лукой Шармалем в целях дискредитации научной деятельности профессора Штильнера.

Позже стал работать с Юлией Руф.

После открытия коллантов, организация была преобразована в антического центра "Грядущее" и профессора стал его директором.

Живет на планете Сечень.

Внешность:

Обильно поседевшие волосы, расчесанные на прямой пробор, двумя волнами парили над висками, напоминая конденсационный след за аэроглиссером. Дряблую кожу на щеках густо пронизали склеротические жилки, кончик носа побагровел от возбуждения. Но ни годы, ни крах любезных сердцу предприятий, ни очевидные итоги беспробудного пьянства не смогли угасить кипучей энергии Адольфа Фридриховича.

Из трудов Адольфа Штильнера:

Флуктуации пространственно-временного континуума, хищные бестии космоса — обрывки, обломки, изгнанники из рая. Части чего-то бо̀льшего, цельного, единого, чью сложность трудно себе вообразить. Иногда я думаю, что мы, люди, к какой бы расе мы ни принадлежали — тоже обломки, обрывки, изгнанники. Мы сбиваемся в стаи, социумы, государства и планетарные сообщества, создаём семьи, профсоюзы и группы по интересам. Мы это делаем, потому что не знаем, как вернуться обратно, домой. Мы трогаем бо̀льшее, цельное, единое, как слепцы трогают слона — хобот, хвост, брюхо, ноги. И говорим с уверенностью: «Это канат! Это дерево! Это купол! Это кусок засохшего дерьма...» А это просто мы. Лоскуты, мечтающие стать тканью.

---

Всем известно гордое высокомерие, с каким помпилианцы относятся к людям иных рас. Отметим: к свободным людям. Чужую свободу они воспринимают иначе, чем мы — для Помпилии это нефть и газ, ядерный распад, энергия для промышленности. Но стоит свободному человеку стать рабом, как он больше не может рассчитывать на высокомерие помпилианца. Он вообще ни на что уже не может рассчитывать. Равнодушие — толстая, могучая корка льда, под которой колышется черная бездна, скрывающая чудовищ.

Собственно, тут — в уникальном симбиозе помпилианца и раба — кроется суть нашего взаимонепонимания. Здесь же зарыт корень всех неврозов и комплексов, лежащих в основе психики здорового (подчеркиваю: здорового!) помпилианца…

---

Отношения помпилианцев и их рабов — разговор отдельный, и всегда болезненный. Нам, знающим из собственной истории, что рабство — это боль и насилие, кнут и плеть, трудно понять, а главное, принять ледяное равнодушие помпилианцев к своим рабам. Это не маска, не поза. Можно ли применить насилие к абсолютному подчинению? Вернее, останется ли оно насилием в таком случае?

---

В отношении антисов мы:
— Гордимся;
— завидуем;
— восхищаемся;
— используем в своих интересах.

Что мы знаем об антисах:
— Ничего;
— ничего;
— еще раз ничего.

Вывод: в отношении антисов мы ничуть не лучше пещерного дикаря, заполучившего в свои руки зажигалку фирмы «Oniki» с дарственной надписью «Любимому Пусику. Твоя навеки».

Персонаж романа "Ойкумена".