Штильнер, Адольф

Адольф Фридрихович Штильнер - доктор теоретической космобестиалогии, профессор, специалист по изучению флуктуаций континуума. Друг графа Мальцова. Отец Давида и Джессики Шармалей.

Организатор евгенического центра "Грядущее" для "социал-управления эволюцией человека" - исследования возможности появления детей-энергетов от смешанных браков энергетов и техноложцев/варваров. Центр был разорен Лукой Шармалем в целях дискредитации научной деятельности профессора Штильнера.

Позже стал работать с Юлией Руф.

После открытия коллантов, организация была преобразована в антического центра "Грядущее" и профессора стал его директором.

Живет на планете Сечень.

Внешность:

Обильно поседевшие волосы, расчесанные на прямой пробор, двумя волнами парили над висками, напоминая конденсационный след за аэроглиссером. Дряблую кожу на щеках густо пронизали склеротические жилки, кончик носа побагровел от возбуждения. Но ни годы, ни крах любезных сердцу предприятий, ни очевидные итоги беспробудного пьянства не смогли угасить кипучей энергии Адольфа Фридриховича.

Из трудов Адольфа Штильнера:

Флуктуации пространственно-временного континуума, хищные бестии космоса — обрывки, обломки, изгнанники из рая. Части чего-то бо̀льшего, цельного, единого, чью сложность трудно себе вообразить. Иногда я думаю, что мы, люди, к какой бы расе мы ни принадлежали — тоже обломки, обрывки, изгнанники. Мы сбиваемся в стаи, социумы, государства и планетарные сообщества, создаём семьи, профсоюзы и группы по интересам. Мы это делаем, потому что не знаем, как вернуться обратно, домой. Мы трогаем бо̀льшее, цельное, единое, как слепцы трогают слона — хобот, хвост, брюхо, ноги. И говорим с уверенностью: «Это канат! Это дерево! Это купол! Это кусок засохшего дерьма...» А это просто мы. Лоскуты, мечтающие стать тканью.

---

Всем известно гордое высокомерие, с каким помпилианцы относятся к людям иных рас. Отметим: к свободным людям. Чужую свободу они воспринимают иначе, чем мы — для Помпилии это нефть и газ, ядерный распад, энергия для промышленности. Но стоит свободному человеку стать рабом, как он больше не может рассчитывать на высокомерие помпилианца. Он вообще ни на что уже не может рассчитывать. Равнодушие — толстая, могучая корка льда, под которой колышется черная бездна, скрывающая чудовищ.

Собственно, тут — в уникальном симбиозе помпилианца и раба — кроется суть нашего взаимонепонимания. Здесь же зарыт корень всех неврозов и комплексов, лежащих в основе психики здорового (подчеркиваю: здорового!) помпилианца…

---

Отношения помпилианцев и их рабов — разговор отдельный, и всегда болезненный. Нам, знающим из собственной истории, что рабство — это боль и насилие, кнут и плеть, трудно понять, а главное, принять ледяное равнодушие помпилианцев к своим рабам. Это не маска, не поза. Можно ли применить насилие к абсолютному подчинению? Вернее, останется ли оно насилием в таком случае?

---

В отношении антисов мы:
— Гордимся;
— завидуем;
— восхищаемся;
— используем в своих интересах.

Что мы знаем об антисах:
— Ничего;
— ничего;
— еще раз ничего.

Вывод: в отношении антисов мы ничуть не лучше пещерного дикаря, заполучившего в свои руки зажигалку фирмы «Oniki» с дарственной надписью «Любимому Пусику. Твоя навеки».

---

Мы привыкли к решительным, принципиальным оппозициям. Материя-антиматерия, энергия-антиэнергия… Кто не с нами, тот против нас. Но ведь болезнь — не оппозиция здоровью. В болезни есть много здорового; например, сопротивление организма вирусу.

Я не боюсь, что однажды, прогуливаясь по космосу, как девственница — в портовых трущобах, мы встретим какое-нибудь ужасное «анти». С «анти» мы в конце концов договоримся. Я боюсь, что мы встретимся с кем-нибудь, почти таким же, как мы. Мелкое, несущественное на первый взгляд отличие — если бы вы знали, как я его боюсь!

---

Мышление коллантариев в большом теле мало отличается от их мышления в малых телах. Разумеется, следует дать поправку на специфику восприятия реальности, на методы взаимодействия внутри колланта. И тем не менее, люди остаются людьми. Природные антисы, напротив, в больших телах уже не вполне люди. Это, кстати, подчеркивается относительной неантропоморфностью их облика под шелухой. Паук, ангел, сокол; избыток конечностей, цвет кожи, сложные топологические фигуры из света…

Антисы — Сила, свободная сила, которая не терпит ограничений. Любое препятствие она воспринимает, как вызов для себя. У коллантариев подобное качество присутствует в зачаточном состоянии и обычно легко контролируется разумом. У антисов же работают базовые моральные ограничения, которые, замечу, у них гораздо мощнее, чем у нас с вами. В остальном они, включая гематров, действуют на эмоциях, инстинктах, мгновенных душевных порывах.

Допустим, однажды мы встретим живую звезду. Звезду, наделенную специфическим разумом. Сказать по правде, я с большим скепсисом отношусь к возможности контакта между нами. Почему? Потому что в рассудке звезды будет минимум логики и максимум чувства.

Простите за неуместный юмор, но я бы выразился так:

«Как найти общий язык мозгу с сердцем?!»

---

Вся наша жизнь — приказы и подчинение. Даже когда мы полагаем, что руководствуемся исключительно порывом души — мы в плену самообмана. Желудок прикажет, и сломя голову несешься в сортир. Или терпишь до последнего, не в силах оторваться от увлекательной игры. Приказы явные и скрытые, простые и сложные, моральные и преступные. Подчинение добровольное и насильственное, полное и частичное, осознанное и неосознанное.

Миллион градаций, оттенков, нюансов.

В этом плане приказы богаче смыслами, чем философский трактат. В этом ключе подчинение разнообразнее всех соблазнов Ойкумены. Можно ли организовать бытие по-другому? Вряд ли. Можно лишь мечтать о каком-то ином Космосе, где благой Творец рискнет вывести нас из тупика опостылевших взаимоотношений…

Такая мечта — иногда приказ, иногда подчинение.

Персонаж романа "Ойкумена".