Орбитальная станция была переоборудована ДИНом Южного Триалета для своих нужд много лет назад. Тогда вокруг целого ряда планет, чаще — необитаемых, начали крутиться пенитенциарные заведения, не требующие постоянного внимания охраны. На пересылке задерживаются редко: это, образно говоря, зал ожидания тюремного космопорта, где осужденные ждут кораблей, на которых их отправят к месту отбытия наказания. Каторжане стояли на пороге этапа; упрямцы опротестовывали приговоры и решения судов; «политических» не сегодня-завтра собирались отправить в распредлагерь…
Количество заключенных в «Шеоле» все время менялось, определяясь интенсивностью этапирования. Разместив новеньких в камерах-«транзитках» и забрав «определившихся», служители порядка оставляли тюрьму — в них здесь не нуждались. Временами наезжал начальник учреждения; в смысле, живой начальник. Сидел в кабинете, дурел от скуки, просматривая дневник: «Без происшествий, без происшествий, БП, БП, БП…» Ну и улетал максимум через неделю добровольного заточения.
В его отсутствие «Шеолом» заведовал ЦЭМ — центральный электронный мозг.
Схема бытия в тюрьме предусматривалась такой, что проще некуда. Из «транзиток», где заключенный проходил полный медосмотр, сам того не зная, узника переводили в стандартные «тет-а-тетки», камеры на двоих. Ничего лишнего: «спальня» с койками и столиком, намертво вмонтированным в стену, гигиеническая капсула-универсал — и «тренажерка», микро-каморка с оборудованием, «осуществляющим соблюдение правил, касающихся физкультуры и спорта».
Читайте «Свод принципов защиты лиц, подвергающихся задержанию или заключению», статья 141, параграф 78 — там все сказано.
Еда в «тет-а-тетку» подавалась напрямую из кулинар-блока. Встроенный головизор, имея в наличии обширную фильмотеку, позволял удовлетворять эстетические и интеллектуальные потребности. Пока действовал «режим № 1», заключенные декадами могли не покидать камер, дожидаясь решения своей участи.
Проблема насилия — вечная беда мест заключения — решалась даже не ЦЭМом, а периферийной дубль-системой, осуществлявшей непрерывный контроль за узниками. Если в камере совершались действия, оцениваемые бдительными «следаками» как нарушение прав одного сокамерника другим, система без промедления восстанавливала статус-кво. Звуковой сигнал: «Прекратить противоправные действия!» В случае отказа подчиниться — предупредительный электроразряд. Шокеры, размещенные в самых неожиданных местах, били без промаха.
Если и это не помогало, включался парализатор.
Когда уровень насилия с самого начала «зашкаливал», звуковой сигнал и разряд опускались — парализатор включался первым. На вызов неслась кибер-тележка, беспомощный агрессор подхватывался манипуляторами — и приходил в себя уже в карцере. По отбытию карцерного срока драчунов содержали в одиночках «для лиц, склонных к насилию»: без «тренажерки», с фильмотекой, содержащей исключительно «произведения искусства, воспитывающие гуманизм и взаимоуважение личностей».
Для больных имелся лазарет — также полностью автоматизированный.
«Режим № 2» предусматривал выход заключенных из камер. Общая столовая, три спортивных зала, прогулки в трех оранжереях (строго по расписанию). Этот режим предусматривал как наличие на «Шеоле» людей-охранников, так и их отсутствие. ЦЭМ и дубль-система управлялись с заключенными, получившими ряд дополнительных свобод, не хуже, чем пастушьи субмарины — с сельдевыми косяками.