В шестнадцать лет Болт вымахал орлом. Не то что в двенадцать, и даже в тринадцать, когда папаша лупцевал его, ледащего дохляка, до полусмерти. За любую провинность, да. Провинность чаще всего существовала исключительно в воображении папаши, но когда воображение тонуло во хмелю, Болт-старший не слишком-то отличал реальность от вымысла.
...
И волосы, волосы на затылке, да. Болт стригся коротко, и волосы на затылке стояли дыбом, колючей щетиной, как у волка, почуявшего опасность.
...
Болт торчал над ним столбом с дурацким первобытным зонтом в руках, в кроссовках на плотной рубчатой подошве, с кастетом в кармане.